Реферат-рецензия

Введение

Исследование `От Руси к России` посвящено истории нашей страны от становления Киевского княжества до эпохи Петра Первого, `прорубившего окно в Европу`. Это - последняя книга Льва Гумилева, создателя теории пассионарности и приверженца евразийской идеи, подготовленная к печати при его жизни. Она написана чрезвычайно увлекательно, в необычном «экспериментальном» стиле. Серьезные научные обобщения, позволяющие нетрадиционно оценить известные факты нашего прошлого, сочетаются в ней с поразительными открытиями и неожиданными выводами.


Книга «От Руси до России» и ее автор Гумилев
Л.Н.Гумилев неоднократно с гордостью называл себя «последним евразийцем». Евразийцем называли его и критики теории этносов. Евразийство было для Гумилева не только научной теорией, но и политическим лозунгом. Каким образом эмигрантское учение, утратившее популярность в Русском зарубежье уже к началу 1930-х гг., возродилось в 1960-х под пером советского ученого? Была ли тут преемственность или независимая филиация идей?
Существуют различные мнения о генезисе воззрений Гумилева. Сам он утверждал, что контуры концепции сложились стихийно, что озарение настигло его внезапно «на фуфайке под нарами Ленинградской пересыльной тюрьмы» . Э.Герштейн, знавшая Гумилева в молодости, выражает сомнение: «Мне кажется, что Лева знал сочинения творцов этой теории раньше. Достаточно вспомнить, что Н.Н.Пунин был передовым образованным человеком, дома у него была хорошая библиотека... Во всяком случае, я помню, как он называл имя князя Трубецкого» .
Впрочем, вряд ли знакомство молодого Гумилева с евразийством, если оно и имело место, пошло дальше имен и общих слов его отчим Пунин, со дня на день ожидавший (и дождавшийся) ареста, не стал бы хранить дома сочинения «белоэмигрантских» философов.
Существует и другая теория, также возводящая взгляды Гумилева к евразийству. Согласно ей, один из основателей этого учения, П.Н.Савицкий, арестованный в Праге в 1945 г. и проведший десять лет в ГУЛАГе, «в заключении знакомится с молодым талантливым историком ... Гумилевым. Гумилев становится прилежным учеником Савицкого, и позже именно он станет главным теоретиком и вдохновителем евразийского подхода в советской этнографии. Без Савицкого Гумилева не было бы» .

Видимо, эту легенду запустил сам Гумилев, пока не был еще достаточно знаменит, но позднее, когда теория этноса получила широкую известность, версию о заимствовании основных ее положений у Савицкого Лев Николаевич назвал «мифом». По его словам, знакомство с Савицким произошло гораздо позже, в Праге, когда теория этноса уже давно сложилась.
Отрицал Гумилев и свою начитанность в сочинениях историка-евразийца Г.В.Вернадского, основные труды написавшего по-английски: «Я по-английски читаю неважно». Итак, поверим Гумилеву и будем считать, будто его концепция родилась совершенно самостоятельно.
Бросается в глаза методологическое различие между евразийцами и Гумилевым. Как бы смелы ни были конечные историософские выводы евразийской теории, основная часть сочинений самих евразийцев написана по строгим научным канонам. Н.С.Трубецкой был в первую очередь великим лингвистом, и его языковедческие труды вообще не адресовались широкой аудитории.
«Единственным историком, который всегда придерживался евразийской теории, был Г.В.Вернадский, пишет исследователь Русского зарубежья. Вместе с тем подход Вернадского к освещению русской истории едва ли заметно отличался от традиционного... Следует признать, что Вернадский не отличался умением подать используемый материал... Его работы читаются с трудом» .
Нельзя себе представить ничего менее похожего на Гумилева, который писал броско, ярко, парадоксально, практически без ссылок, бравируя тем, что пренебрегает научными правилами. Гумилев декларировал отвращение к «морю мелких статей, разлившихся в библиографический океан» и заявлял: «Как только наступает очередь анализа, а тем более синтеза, становится очевидно, что история требует специальных способностей, особого видения и интуиции» .
Источники, согласно Гумилеву, часто противоречат друг другу, поэтому никакой стройной теории из них не выведешь. «Чтобы анализ удался, приходится ... заполнять темные места изолиниями, и таким путем ... можно получить канву достоверных фактов ... руководствуясь логикой событий» . Короче говоря, Гумилев в своей книге «От Руси к России» хочет выйти за рамки той скудной информации, которая содержится в узком круге имеющихся письменных источников.
Исторический материал лишь досадная помеха на пути его мысли. Со временем оказывается, что и «логика событий» ни при чем. Главное озарение исследователя. Научное кредо Гумилева: «Логики здесь нет, ибо правильность тезиса дана в интуитивном обобщении».
Разумеется, и Трубецкой, и Вернадский ужаснулись бы, узнай они о существовании такой «науки». Если искать какие-нибудь параллели к диковинной методологии Гумилева, то ближе всего к нему окажется Даниил Андреев, человек сходной с Гумилевым трагической судьбы, также создавший свою мистическую теорию в тюрьме. Сходство их эзотерического личного опыта просто поражает.
Теория этноса явно несет на себе печать тюрьмы, психологической подавленности и абсолютной изолированности от любой научной традиции. Гумилев сам, стихийно пришел к некоторым постулатам, сходным с евразийскими.
И Гумилев, и евразийцы приписывают особую роль в этногенезе природному ландшафту. Другие общие черты биологизация этноса, антизападничество и антилиберализм, взгляд на русскую историю с Востока и т.д. В этом смысле Гумилев не совершил идейного подлога, задним числом записав себя в «последние евразийцы». Но тем любопытнее проследить, как различия в генезисе сказались на конкретном воплощении теории.
Оставив в стороне политически актуальные выводы, взглянем на трактовку Гумилевым и евразийцами взаимоотношений Руси и Степи в средние века.
Евразийцы критиковали предшествующую историографическую традицию, объявлявшую татарское иго своего рода «провалом» в русской истории. Они указывали, что по удельному весу монгольское влияние на Руси было более значимым, чем византийское. Они настаивали на том, что нельзя считать это влияние сплошь деструктивным: благодаря ему у нас появились фискальная система и ямская служба, перепись населения и южнорусское хлебопашество, валенки, пельмени, колокола и кофе. К монголам восходят особенности русского костюма и русского военного искусства. Но главное то, что именно благодаря монголам прекратились княжеские междоусобицы и были созданы предпосылки для формирования централизованного государства. Русь усвоила «технику монгольской государственности» (термин Н.С.Трубецкого).
Не будем забывать, что, согласно евразийской теории, золотым веком русской истории было Московское царство. Однако евразийцы (в отличие от нелюбимых ими славянофилов) видели в этом периоде не столько максимальное проявление славянского духа, сколько идеальный русско-татарский симбиоз. По словам Трубецкого, произошло «перенесение ханской ставки в Москву». Именно за умаление «туранских» начал русской жизни осуждали евразийцы Петра Великого с его реформами, да и весь имперский период российской истории.