История печати

«Принимая во внимание предыдущее отношение, настоящее сочи¬нение Даванцати печатать разрешается. Винцент Раббата и проч.». «Печатать разрешается. Июля 15. Брат Симон Момпеи д'Амелиа, канцлер св. инквизиции во Флоренции». Они были уверены, что если бы кому-нибудь удалось только что вырваться из заключения в бездонной пропасти, то это четы¬рехкратное заклятие опять низвергло бы его туда же. Боюсь, что в ближайшее время они возьмут под свой надзор разрешение того, что, говорят, имел в виду взять Клавдий [27], хотя и не привел своего намерения в исполнение. А вот соблаговолите обратить внимание на другую форму цензуры римского образца: «Imprimatur*, если это будет благоугодно досточтимому настояте¬лю святого дворца. Белькастро, наместник». «Imprimatur. Брат Николо Родольфи, настоятель св. дворца». Иногда на «piazza»** заглавного листа можно найти сразу пять imprimatur'oв, которые, наподобие диалога, обмениваются друг с другом комплиментами и рассыпаются в выражениях обоюдного бритого уважения лишь затем, чтобы сказать автору, в смущении стоящему у ног своего труда, может ли он его печатать, или дол¬жен уничтожить. Эти приятные разговоры, эти сладкие антифоны очаровали недавно наших прелатов и их капелланов, отозвавшихся на них приятным эхом, и заставили нас поглупеть до того, что мы с легким сердцем подражаем властному «imprimatur», одному из Ламбетского дворца, другому — с западной стороны церкви св. Пав¬ла [28]. Причем обезьянничанье перед Римом достигло того, что при¬каз этот отдавался обязательно по-латыни, как будто ученое перо, писавшее его, могло писать только по-латыни; или, быть может, это происходило потому, что, по мнению отдававших приказ, ни один обыкновенный язык не мог достойно выразить чистую идею imprimatur¢a; скорее же всего — как надеюсь я — потому, что в нашем английском языке — языке людей, издавна прославившихся в качестве передовых борцов за свободу, — не нашлось бы доста¬точного числа рабских букв для выражения столь диктаторских притязаний.